![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
babusyatanyahttp://babusyatanya.blogspot.ca/2014/01/blog-post_10.html
***
«Дипломат»
Нетвердыми дермантиновыми мятыми очертаниями школьный потрфель вызывал у Cветки жалость и почему-то чувство вины. Ни в чем этот потрфель не провинился, а наоборот годился на многое: Светка усаживалась на него прокатиться со снежной горки, он не подводил в таких потасовках и драках, в каких другие мгновенно оставались без ремешков и ручек. Однажды он целый день был домом хомяку, когда Светка притащила своего Хомку в школу. Сидя в портфеле, от скуки хомяк вымочил и прогрыз дыру в красивой открытке с изображением скульптуры Родена «Вечная весна».
Фото-открытку Светка вытащила из набора изображений работ великого скульптора, чтобы предъявить отдноклассникам. Другие тоже приносили в класс показать тайком картинки людей совершенно голых – теток и мужиков. Разглядывая их всей гурьбой невзрослые люди чувствовали себя отважными смельчаками, лазучиками, перешагнувшими немыслимые запретные границы. Высмеивая наружу свое презрение к бесстыдству неизвестной формы жизни, балансируя в спасительнай непричастности к похабным изображениям, они отчетливо проживали притяжение общее на всех. Им хотелось верить, что объединяла их сила взаимного геройства и отваги, что не коснется их пьянящий дурман того запретно-невыразимого, над чем так здорово было вместе потешаться, и чего потом станет не хватать и нужно будет искать, неотступно и безнадежно, как будто и там хомяк успел прогрызть дырку...
«Вот если б был у меня настоящий дипломат» - размышляла Светка, - «вместо этого барахлянского потрфеля, так сразу пол-класса в меня влюбились бы, стали бы смотреть долгим взглядом издалека, и предлагать дружить – вместе время проводить и проводить до дому меня хотели бы, и донести до дому потрфель-дипломат, ведь с дипломатом все сразу серьезней и по-настоящему». Светке хотелось дипломат, чтобы сразу стать всеобщей любимицей, чтобы видно было какая она скромная отличница (а не драчунья-забияка с портфелем наперевес), и чтобы ни кому даже в голову не пришло над ней насмехаться или дразнить, а наоборот, чтоб всем сразу хотелось дружить и увлекаться, смущаться в ее присутствии и ухаживать... С дипломатом Светка сама себе заранее нравилась, и радовалась своему совершенству, которое должно было сменить вечно недостающее безнадежное учебное усердие “стать лучше”, для которого требовалось прекратить быть.
Светка знала один способ - как осуществить мечту. Надо было перед сном по-настоящему поплакать о своем желании. Если включить тихонько пластинку с органными прелюдиями Баха, то плакалось проще. Искомое желание должно было осуществиться в силу природного закона равновесия. Так Светка применяла закон Ломоносова. Портрет ученого в кабинете физики подпирали слова: «если в одном месте что-то убудет, то в другом непременно прибавится». Подтверждался тот закон и в девчацких поверьях: «чем больше плачешь, тем больше потом посмеешься»; верным считалось и обратное, тогда друг друга предупреждали «не смейся так много, а то плакать будешь».
- На работе распределили - с порога пояснил отец, аккуратно прихлопнув спиной входную дверь. Он держал перед собой два новеньких кожаных чемоданчика – узких, непростительно элегантных «дипломата» в полиэтиленовой обертке.
- Ой какие здоровские, коричневый и черный! А можно вот с этим я буду в школу ходить?!
- Ну, посмотрим...
Педагогическая корректность требовала соблюдения принципа эквивалентности обмена получаемых дополнительных благ на успехи, достижения и послушание: в идеале «удовольствия» обменивались на «уважительное отношение», «хорошее поведение», «успешную учебу», «отсутствие пропусков занятий в музыкалке»...
Светка приуныла. Этот стратегический набор требований был ей хорошо знаком. Выполнить их было невозможно при всем ее желании, большом и искреннем. Хорошо себя вести означало забыв обо всем другом искать похвалы и одобрения..., укороченный до «не дерзить» список требований влек за собой необходимость молча сносить упреки и претензии, включая несправедливые и ложные, не пытаясь защитить свое достоинство и право на эксперимент, риск и собственные ошибки. «Они обо мне совсем не заботятся, только придираются» - горевала с такими мыслями Светка.
Горевать под разную музыку ей было привычней и получалось даже плачевней: «Я у бабушки живу, я у дедушки живу, папа с мамой ходят в гости к нам...», - трогательно артикулировала певица из вокально инструментального ансамбля «Вирасы». Жалобная история, Светку не трогала – сопливое притворство, гораздо интереснее было представлять как эти причесанные послушные парни с гитарами и в усах предупредительны и заботливы со своей девушкой, что выступает с ними на сцене. «Вот бы стать певицей в каком-то таком ансамбле», - мечтала Светка, «или в “Машине времени”, у них как раз ни одной певицы нет... и путешествовать бы везде с ними с концертами, играть на электрическом пианино, на таком же как у в музыкалке стоит в углу у раздевалки - «Ионика»... а потом и на гитаре научиться...» В такой перспективе Светка себе нравилась – в руке дипломат, через плечо гитара, все это окутывало ее безопасным облаком предупредительности, нежности и заботы – ни чего не страшно, все интересно!
- А научи меня играть на гитаре?, - Светкин вопрос прозвучал почти нахально.
Нэлька, сидела на коленях у Сереги и, прижатая к нему гитарой, все более настойчиво подмигивала Светке: «сделай что-нибудь!» Серега старательно показывал Нэльке аккорды, безнаказанно касаясь ухом к ее шелковых завитушек и, уткнувшись носом ей в ключицу, сосредоточенно перебирал струны инструмента. Светку он терпел как неизбежное присутствие публики на концертном выступлении. В гости он позвал одну Нэльку. А ей чертовски хотелось похвастаться своим послушным легко краснеющим ухажером, так в гостях у Сереги они оказались вместе со Светкой. После серегиного соло под гитару «... ночной певец! Я твой наследник, лети, я песню допою....», - Светка задохнулась от восторга, взгляд ее заблестел выражением безграничной преданности и она приняла этот мир как есть, почувствовав что он намного лучше, чем виделся ей до сих пор. Нэлька наконец выпуталась из-под гитары, и Серега хмуро откликнулся: «давай лучше схемы аккордов нарисую, а проигрыш – так запомнишь...» Так Светкин гитарный репертуар пополнился вторым номером программы. Предшествовала ему задушевная вопилка, разученная ею прошедшим летом в пионерлагере «... жарким солнцем залитО-о-ой, машет гри-ивой золотО-ой, мое дЕ-етство - красный конь». Ради нее Светка собственноручно расточила домашнюю семиструнку под шесть струн и до мозолей оттоптала себе подушечки пальцев.
Серега расписал схемы аккордов, показал как настраивать шестиструнку по верхней струне... он с друзьями играл в ансамбле, впятером они исполняли самое лучшее из Машины Времени и Воскресенья. Ореол близости к полузапретному возносил их над простыми прочими. Они увлеченно имитировали отечественные и несоветские рок-композиции. В них было легко влюбляться, про них было легко фантазировать, ...вознестись над всей суетной школьной и внеклассной бестолковостью, над успеваемостью и «в школу родителей», над заседаниями совета отряда и смотром песни и строя, над почетным караулом (Караул!?) и утробным официозным завыванием «к борьбе за дело... будьте!»
По-началу Светка лишь тайком доставала из-за шкафа один из упакованных в полиэтиленовую пленку тонких «дипломатов» и брала в школу, а после возвращала его обратно. Вскоре истина открылась, но запретить Светке носить в школу желанный дипломат родители постеснялись. Жаль что музыканты из Серегиного ансамбля и не могли видеть Светку с дипломатом такую неотразимую. Они учились в другой школе.
***
- «Три бутылки “Черемшанки”», - тщательно проговорила Светка глядя в продавщицу винного отдела. Нэлька присутствовала рядом для обеспечения достоверности.
- «А вам не рано пить то?», - ужаснулась продавщица.
- «Нас папа послал купить...» – жалобно запищали они, разыгрывая старую, трухлявую как мир легенду, и в подтверждение положив на прилавок дипломат: - «вот сюда вино складывать».
- «Совсем с ума посходили все....», - неискренне заворчала продавщица укладывая в дипломат три бутылки с бурой жидкостью.
За зиму вполне принюхавшись друг к другу, и перебывав по очереди у каждого дома в гостях (пока родители на работе), с началом лета «ансамбль»-компания собралась в поход с палаткой. Сашка-солист клялся показать на реке отличное место, где и купаться и рыбачить – романтика! Ларик -ударник замечтал «здорово покуролесить без присмотра», остальные просто воодушевились без заранее намеченных границ. Светка с Нэлькой предвкушали, ожидая всякой невозможной несусветности, какой и нет вовсе, а только случается в хорошей компании, с друзьями, с такими обаятельными, такими юморными, такими наверное надежными и может сильными.
Светка долго не могла решить, что лучше взять с собой: гитару или же отцовский походный набор с двумя котелками, тарелками, кружками, ложками... Походный набор перевесил своей компактностью, он помещался в рюкзак, а в другой руке оставалось нести «дипломат» с бутылками, гитара ни куда не помещалась. Нэлька же беспечно махнула рукой: «я еду возьму, а остальное пусть «мужики» все берут, и гитары тоже...»
Пашка – договорился с другом родителей – водителем междугороднего автобуса, чтобы самым ранним рейсом вся компания могла бы доехать без оплаты за тридевять земель. Всего через два часа поездки «стоя в проходе» они уже выгрузились в солнечное теплое утро. Пацаны тут же закурили и с нетерпеливо нервно принялись примерять на себя какие-то другие желанные роли. Эти другие, какими им хотелось быть, разговаривали заносчиво, небрежно, двигались нервно, резко. И тогда каждый ощутил в себе решимость соперничества, как будто у каждого появилась своя собственная важная цель. Светка насторожилась заметив, что они перестали играть в музыкантов.
Нэлька разозлилась первой, когда обнаружила, что жарким и душным полднем ее сумка с продовольствием с каждым шагом делается все тяжелей, но ни кто из «мужиков» казавшихся еще недавно такими галантными и не пытается ей помочь. Светка отважно тащила свой рюкзак на плечах; руку ей уже давно оттянул «дипломат». Наконец стихийно произошел привал и Светке удалось обменять свой ценный но тяжелый «дипломат» на легкую по весу но неудобную в переноске гитару. Наконец и Нэльке тоже кто-то вызвался помочь.
«Если бы бутылки удалось упаковать в рюкзак, как было бы хорошо!», – по пути мысленно горевала Светка, – «а теперь вот что делать - дипломат весь оцарапается ветками и жесткой травой, тоже мне элегантность...» Ее размышления прервал Сашка, который со смехом показывал открытый «дипломат»: «смотри че! Прям в руках развалился!» Светка кинулась помогать собрать содержимое, бутылки не разбились, только вот дипломатовая ручка раскололась напополам. Это был удар. Светка уже и так сожалела о том что решалась отправиться в этот поход, теперь же она совершенно отчетливо поняла свою ошибку. Она знала что с этого момента уже ни что не спасет того радужного образа, который она себе сфантазировала, и ради которого героически преодолевала препятствия: тырила мелочь из карманов родителей и врала, чтобы только получить возможность побыть в этой замечательной компании – в походе...
Остановились на берегу под скалой. Купаться было невозможно – течение реки в том месте было очень сильным и тот, кто рискнул войти в воду спешно выкарабкивался из нее уже метров на сто ниже по течению. Пашка отправился лазать по скале. Там он застрял, потому что потерял тропу по которой забирался вверх. Он какое-то время плутал и все принялись его звать обратно... Тем временем девчонкам было велено «чего-нить сварганить из еды». Светке совсем не понравилось такое приказание, ей фантазировалось что-то из серии «все вместе», но у остальных были дела поважнее. Светка с Нэлькой принялись чистить картошку, кто-то вызвался пойти собрать хворост для костра. Остальные пытались установить на камнях палатку, палаток было две, а практики установления палаток не было ни у одного.
Когда на утесе появился Пашка (услышал как его звали и поэтому не заблудился окончательно), оказалось что вниз дороги нет. Этот факт насмешил всю компанию кроме самого Пашки. Вверх он ушел в одних шортах и пляжных тапочках. Спуститься у него получилось нескоро, потребовалась помощь нескольких человек внизу, кто обозначил для него более-менее безопасную площадку для прыжка, где его ловили чтоб не скатился в реку. Ободранный и злой он больше ни с кем в тот вечер не разговаривал.
Три бутылки бормотухи и еще какой-то алкоголь сделали свое дело – Светке и Нэльке участвовать в таком весельи стало совсем не интересно, и они ушли спать в палатку, мечтая поскорее переждать ночь и собраться домой.
Утром ни кто не возражал против возвращения домой. Угрюмо собрались, пожевали остатки еды и двинулись в обратный путь. Светка несла поломаный «дипломат» подмышкой, тягостно размышляя можно ли склеить расколотую ручку эпоксидкой (только отец умел разводить ее компоненты нужным образом), но как его об этом попросить, как объяснить эти царапины на боках и расколотую ручку? Светка заплакала от обиды: «надо же быть такой дурой!» Сашка обратился: «чего грустишь? Чемодан давай, чего жалко? Чё жалеть то, чё в нем хорошего, сломаный совсем, выкинуть только осталось. Выкинуть?!»
Светку еще раз кольнуло горькое разочарование и осознание своей ошибки, стало стыдно и понятно что она предала отца, вообще обоих родителей, она предатель: «выкидывай, если рука поднимется!», – мрачно и злобно заявила она.
- «У меня – конечно поднимется! Есть че ценное в нем? Пустой?», – он размахнулся и швырнул дипломат в реку, тот плоским диском закрутился в воздухе и бессильно шлепнулся в воду.
На вопрос отца: «куда дипломат то делся?» - Светке пришлось цедить сквозь зубы, ненавидя себя – «сломался, ручка раскололась и я его выкинула»...
- «Ну как так, выкинула? Там - кожаная поверхность, ею можно было что-то обтянуть... да и ручку я бы наверняка склеил...»
Светке было нестерпимо, ее ни кто не учил просить прощения (нет бывали конечно требования «а ну проси прощения сейчас же!» - это были требование подчиниться, разве так научишься), и она не знала как быть; и в бессильной ярости плакала: от досады на свою неспособность и злости на себя – такую беспросветно неблагодарную, и причиняющую боль себе и другим.
***
***
«Дипломат»
Нетвердыми дермантиновыми мятыми очертаниями школьный потрфель вызывал у Cветки жалость и почему-то чувство вины. Ни в чем этот потрфель не провинился, а наоборот годился на многое: Светка усаживалась на него прокатиться со снежной горки, он не подводил в таких потасовках и драках, в каких другие мгновенно оставались без ремешков и ручек. Однажды он целый день был домом хомяку, когда Светка притащила своего Хомку в школу. Сидя в портфеле, от скуки хомяк вымочил и прогрыз дыру в красивой открытке с изображением скульптуры Родена «Вечная весна».
Фото-открытку Светка вытащила из набора изображений работ великого скульптора, чтобы предъявить отдноклассникам. Другие тоже приносили в класс показать тайком картинки людей совершенно голых – теток и мужиков. Разглядывая их всей гурьбой невзрослые люди чувствовали себя отважными смельчаками, лазучиками, перешагнувшими немыслимые запретные границы. Высмеивая наружу свое презрение к бесстыдству неизвестной формы жизни, балансируя в спасительнай непричастности к похабным изображениям, они отчетливо проживали притяжение общее на всех. Им хотелось верить, что объединяла их сила взаимного геройства и отваги, что не коснется их пьянящий дурман того запретно-невыразимого, над чем так здорово было вместе потешаться, и чего потом станет не хватать и нужно будет искать, неотступно и безнадежно, как будто и там хомяк успел прогрызть дырку...
«Вот если б был у меня настоящий дипломат» - размышляла Светка, - «вместо этого барахлянского потрфеля, так сразу пол-класса в меня влюбились бы, стали бы смотреть долгим взглядом издалека, и предлагать дружить – вместе время проводить и проводить до дому меня хотели бы, и донести до дому потрфель-дипломат, ведь с дипломатом все сразу серьезней и по-настоящему». Светке хотелось дипломат, чтобы сразу стать всеобщей любимицей, чтобы видно было какая она скромная отличница (а не драчунья-забияка с портфелем наперевес), и чтобы ни кому даже в голову не пришло над ней насмехаться или дразнить, а наоборот, чтоб всем сразу хотелось дружить и увлекаться, смущаться в ее присутствии и ухаживать... С дипломатом Светка сама себе заранее нравилась, и радовалась своему совершенству, которое должно было сменить вечно недостающее безнадежное учебное усердие “стать лучше”, для которого требовалось прекратить быть.
Светка знала один способ - как осуществить мечту. Надо было перед сном по-настоящему поплакать о своем желании. Если включить тихонько пластинку с органными прелюдиями Баха, то плакалось проще. Искомое желание должно было осуществиться в силу природного закона равновесия. Так Светка применяла закон Ломоносова. Портрет ученого в кабинете физики подпирали слова: «если в одном месте что-то убудет, то в другом непременно прибавится». Подтверждался тот закон и в девчацких поверьях: «чем больше плачешь, тем больше потом посмеешься»; верным считалось и обратное, тогда друг друга предупреждали «не смейся так много, а то плакать будешь».
- На работе распределили - с порога пояснил отец, аккуратно прихлопнув спиной входную дверь. Он держал перед собой два новеньких кожаных чемоданчика – узких, непростительно элегантных «дипломата» в полиэтиленовой обертке.
- Ой какие здоровские, коричневый и черный! А можно вот с этим я буду в школу ходить?!
- Ну, посмотрим...
Педагогическая корректность требовала соблюдения принципа эквивалентности обмена получаемых дополнительных благ на успехи, достижения и послушание: в идеале «удовольствия» обменивались на «уважительное отношение», «хорошее поведение», «успешную учебу», «отсутствие пропусков занятий в музыкалке»...
Светка приуныла. Этот стратегический набор требований был ей хорошо знаком. Выполнить их было невозможно при всем ее желании, большом и искреннем. Хорошо себя вести означало забыв обо всем другом искать похвалы и одобрения..., укороченный до «не дерзить» список требований влек за собой необходимость молча сносить упреки и претензии, включая несправедливые и ложные, не пытаясь защитить свое достоинство и право на эксперимент, риск и собственные ошибки. «Они обо мне совсем не заботятся, только придираются» - горевала с такими мыслями Светка.
Горевать под разную музыку ей было привычней и получалось даже плачевней: «Я у бабушки живу, я у дедушки живу, папа с мамой ходят в гости к нам...», - трогательно артикулировала певица из вокально инструментального ансамбля «Вирасы». Жалобная история, Светку не трогала – сопливое притворство, гораздо интереснее было представлять как эти причесанные послушные парни с гитарами и в усах предупредительны и заботливы со своей девушкой, что выступает с ними на сцене. «Вот бы стать певицей в каком-то таком ансамбле», - мечтала Светка, «или в “Машине времени”, у них как раз ни одной певицы нет... и путешествовать бы везде с ними с концертами, играть на электрическом пианино, на таком же как у в музыкалке стоит в углу у раздевалки - «Ионика»... а потом и на гитаре научиться...» В такой перспективе Светка себе нравилась – в руке дипломат, через плечо гитара, все это окутывало ее безопасным облаком предупредительности, нежности и заботы – ни чего не страшно, все интересно!
- А научи меня играть на гитаре?, - Светкин вопрос прозвучал почти нахально.
Нэлька, сидела на коленях у Сереги и, прижатая к нему гитарой, все более настойчиво подмигивала Светке: «сделай что-нибудь!» Серега старательно показывал Нэльке аккорды, безнаказанно касаясь ухом к ее шелковых завитушек и, уткнувшись носом ей в ключицу, сосредоточенно перебирал струны инструмента. Светку он терпел как неизбежное присутствие публики на концертном выступлении. В гости он позвал одну Нэльку. А ей чертовски хотелось похвастаться своим послушным легко краснеющим ухажером, так в гостях у Сереги они оказались вместе со Светкой. После серегиного соло под гитару «... ночной певец! Я твой наследник, лети, я песню допою....», - Светка задохнулась от восторга, взгляд ее заблестел выражением безграничной преданности и она приняла этот мир как есть, почувствовав что он намного лучше, чем виделся ей до сих пор. Нэлька наконец выпуталась из-под гитары, и Серега хмуро откликнулся: «давай лучше схемы аккордов нарисую, а проигрыш – так запомнишь...» Так Светкин гитарный репертуар пополнился вторым номером программы. Предшествовала ему задушевная вопилка, разученная ею прошедшим летом в пионерлагере «... жарким солнцем залитО-о-ой, машет гри-ивой золотО-ой, мое дЕ-етство - красный конь». Ради нее Светка собственноручно расточила домашнюю семиструнку под шесть струн и до мозолей оттоптала себе подушечки пальцев.
Серега расписал схемы аккордов, показал как настраивать шестиструнку по верхней струне... он с друзьями играл в ансамбле, впятером они исполняли самое лучшее из Машины Времени и Воскресенья. Ореол близости к полузапретному возносил их над простыми прочими. Они увлеченно имитировали отечественные и несоветские рок-композиции. В них было легко влюбляться, про них было легко фантазировать, ...вознестись над всей суетной школьной и внеклассной бестолковостью, над успеваемостью и «в школу родителей», над заседаниями совета отряда и смотром песни и строя, над почетным караулом (Караул!?) и утробным официозным завыванием «к борьбе за дело... будьте!»
По-началу Светка лишь тайком доставала из-за шкафа один из упакованных в полиэтиленовую пленку тонких «дипломатов» и брала в школу, а после возвращала его обратно. Вскоре истина открылась, но запретить Светке носить в школу желанный дипломат родители постеснялись. Жаль что музыканты из Серегиного ансамбля и не могли видеть Светку с дипломатом такую неотразимую. Они учились в другой школе.
***
- «Три бутылки “Черемшанки”», - тщательно проговорила Светка глядя в продавщицу винного отдела. Нэлька присутствовала рядом для обеспечения достоверности.
- «А вам не рано пить то?», - ужаснулась продавщица.
- «Нас папа послал купить...» – жалобно запищали они, разыгрывая старую, трухлявую как мир легенду, и в подтверждение положив на прилавок дипломат: - «вот сюда вино складывать».
- «Совсем с ума посходили все....», - неискренне заворчала продавщица укладывая в дипломат три бутылки с бурой жидкостью.
За зиму вполне принюхавшись друг к другу, и перебывав по очереди у каждого дома в гостях (пока родители на работе), с началом лета «ансамбль»-компания собралась в поход с палаткой. Сашка-солист клялся показать на реке отличное место, где и купаться и рыбачить – романтика! Ларик -ударник замечтал «здорово покуролесить без присмотра», остальные просто воодушевились без заранее намеченных границ. Светка с Нэлькой предвкушали, ожидая всякой невозможной несусветности, какой и нет вовсе, а только случается в хорошей компании, с друзьями, с такими обаятельными, такими юморными, такими наверное надежными и может сильными.
Светка долго не могла решить, что лучше взять с собой: гитару или же отцовский походный набор с двумя котелками, тарелками, кружками, ложками... Походный набор перевесил своей компактностью, он помещался в рюкзак, а в другой руке оставалось нести «дипломат» с бутылками, гитара ни куда не помещалась. Нэлька же беспечно махнула рукой: «я еду возьму, а остальное пусть «мужики» все берут, и гитары тоже...»
Пашка – договорился с другом родителей – водителем междугороднего автобуса, чтобы самым ранним рейсом вся компания могла бы доехать без оплаты за тридевять земель. Всего через два часа поездки «стоя в проходе» они уже выгрузились в солнечное теплое утро. Пацаны тут же закурили и с нетерпеливо нервно принялись примерять на себя какие-то другие желанные роли. Эти другие, какими им хотелось быть, разговаривали заносчиво, небрежно, двигались нервно, резко. И тогда каждый ощутил в себе решимость соперничества, как будто у каждого появилась своя собственная важная цель. Светка насторожилась заметив, что они перестали играть в музыкантов.
Нэлька разозлилась первой, когда обнаружила, что жарким и душным полднем ее сумка с продовольствием с каждым шагом делается все тяжелей, но ни кто из «мужиков» казавшихся еще недавно такими галантными и не пытается ей помочь. Светка отважно тащила свой рюкзак на плечах; руку ей уже давно оттянул «дипломат». Наконец стихийно произошел привал и Светке удалось обменять свой ценный но тяжелый «дипломат» на легкую по весу но неудобную в переноске гитару. Наконец и Нэльке тоже кто-то вызвался помочь.
«Если бы бутылки удалось упаковать в рюкзак, как было бы хорошо!», – по пути мысленно горевала Светка, – «а теперь вот что делать - дипломат весь оцарапается ветками и жесткой травой, тоже мне элегантность...» Ее размышления прервал Сашка, который со смехом показывал открытый «дипломат»: «смотри че! Прям в руках развалился!» Светка кинулась помогать собрать содержимое, бутылки не разбились, только вот дипломатовая ручка раскололась напополам. Это был удар. Светка уже и так сожалела о том что решалась отправиться в этот поход, теперь же она совершенно отчетливо поняла свою ошибку. Она знала что с этого момента уже ни что не спасет того радужного образа, который она себе сфантазировала, и ради которого героически преодолевала препятствия: тырила мелочь из карманов родителей и врала, чтобы только получить возможность побыть в этой замечательной компании – в походе...
Остановились на берегу под скалой. Купаться было невозможно – течение реки в том месте было очень сильным и тот, кто рискнул войти в воду спешно выкарабкивался из нее уже метров на сто ниже по течению. Пашка отправился лазать по скале. Там он застрял, потому что потерял тропу по которой забирался вверх. Он какое-то время плутал и все принялись его звать обратно... Тем временем девчонкам было велено «чего-нить сварганить из еды». Светке совсем не понравилось такое приказание, ей фантазировалось что-то из серии «все вместе», но у остальных были дела поважнее. Светка с Нэлькой принялись чистить картошку, кто-то вызвался пойти собрать хворост для костра. Остальные пытались установить на камнях палатку, палаток было две, а практики установления палаток не было ни у одного.
Когда на утесе появился Пашка (услышал как его звали и поэтому не заблудился окончательно), оказалось что вниз дороги нет. Этот факт насмешил всю компанию кроме самого Пашки. Вверх он ушел в одних шортах и пляжных тапочках. Спуститься у него получилось нескоро, потребовалась помощь нескольких человек внизу, кто обозначил для него более-менее безопасную площадку для прыжка, где его ловили чтоб не скатился в реку. Ободранный и злой он больше ни с кем в тот вечер не разговаривал.
Три бутылки бормотухи и еще какой-то алкоголь сделали свое дело – Светке и Нэльке участвовать в таком весельи стало совсем не интересно, и они ушли спать в палатку, мечтая поскорее переждать ночь и собраться домой.
Утром ни кто не возражал против возвращения домой. Угрюмо собрались, пожевали остатки еды и двинулись в обратный путь. Светка несла поломаный «дипломат» подмышкой, тягостно размышляя можно ли склеить расколотую ручку эпоксидкой (только отец умел разводить ее компоненты нужным образом), но как его об этом попросить, как объяснить эти царапины на боках и расколотую ручку? Светка заплакала от обиды: «надо же быть такой дурой!» Сашка обратился: «чего грустишь? Чемодан давай, чего жалко? Чё жалеть то, чё в нем хорошего, сломаный совсем, выкинуть только осталось. Выкинуть?!»
Светку еще раз кольнуло горькое разочарование и осознание своей ошибки, стало стыдно и понятно что она предала отца, вообще обоих родителей, она предатель: «выкидывай, если рука поднимется!», – мрачно и злобно заявила она.
- «У меня – конечно поднимется! Есть че ценное в нем? Пустой?», – он размахнулся и швырнул дипломат в реку, тот плоским диском закрутился в воздухе и бессильно шлепнулся в воду.
На вопрос отца: «куда дипломат то делся?» - Светке пришлось цедить сквозь зубы, ненавидя себя – «сломался, ручка раскололась и я его выкинула»...
- «Ну как так, выкинула? Там - кожаная поверхность, ею можно было что-то обтянуть... да и ручку я бы наверняка склеил...»
Светке было нестерпимо, ее ни кто не учил просить прощения (нет бывали конечно требования «а ну проси прощения сейчас же!» - это были требование подчиниться, разве так научишься), и она не знала как быть; и в бессильной ярости плакала: от досады на свою неспособность и злости на себя – такую беспросветно неблагодарную, и причиняющую боль себе и другим.
***