про Харьков

[babusyatanya]

Гайдуков


Через много лет после войны приехал я по делу в Харьков, где прошло все мое детство и откуда я ушел в армию…



Покончив с бумагами и даже не заходя в гостиницу, я пешком отправился на свидание с малой родиной и особенно со своим домом, столь памятным и близким сердцу. С волнением узнавая знакомые места, я поднялся по Сумской улице и еще издали увидел освещенный западным светом силуэт, все пять этажей которого, казалось, растроганно глядели на меня после долгой разлуки. Дом узнал меня.

Я не подошел к нему сразу. Остановившись на другой стороне улицы, я долго вглядывался в памятные мне старческие морщины и осыпи, следы былых ремонтов и подкрасок, тщетно скрывавших подлинный возраст гордого в прошлом белого фасада. Дом не просто постарел, он стал за эти годы меньше и ниже, как это обычно бывает с ними при возвращении из далекого детства.

У дома наблюдалась новая, чуждая мне жизнь. Женщина гуляла с детской коляской. Стайка мальчишек стремглав ворвалась в подъезд, грохнув входной дверью. На тяжелой скамье, памятной мне, сидел пожилой мужчина в очках и читал газету. Никто из этих людей не мог помнить худого юношу, каким я когда-то ушел отсюда с заплечным мешком, и быть мне близкими. Слишком много лет и событий разделяло теперь нас. И потому я не питал надежды узнать у них что-либо о прежних обитателях дома, составлявших некогда мой мир, и о судьбах ватаги моих бывших друзей.

Робея, подошел я к дому и неуверенно обратился к сидевшему на скамье мужчине:

— Извините, вы не жили в этом доме до войны? Вы не знали тех жильцов?

Мужчина отложил газету и взглянул на меня:

— Да, жил. Да, знал. Но я был совсем пацаном. А что вас интересует?

— Дело в том, что я тоже жил здесь тогда.

— На каком этаже?

— На пятом.

— На пятом… А кто жил напротив?

— Напротив жил украинский писатель Ч. А после его ареста осталась жена с мальчиками Чокой и Викой.

Он снял очки и неторопливо протер их платком:

— Вика — это я.

— Не узнать, — сказал я. — Как выжили — не спрашиваю.

— А спросите — не отвечу. Побирались.

— Отец вернулся?

— Нет.

Мы помолчали.

— Прямо под нами, на четвертом этаже, жили Илларионовы, бывшие хозяева этого дома, — сказал я. — Им оставили две комнаты. Живут еще?

— Этих помню. Нет, не живут. От матери знаю, что они при немцах пустили в ход свою коллекцию марок. Стали к ним за этим делом ездить немецкие чины, офицеры. Тем, видно, и кормились. А наши пришли — их и забрали. Так и сгинули за свою филателию.

И снова тихий ангел пролетел. А с ним беззвучно миновали нас скорбные тени этих людей, не причинивших никому ничего…

— Еще на четвертом этаже рядом была дверь с латунной табличкой «Гайдуков — Лернер». Эти как?

— Лернер… Тетя Ева… На баяне все меня учила играть. Она ведь баянисткой была. В парке нашем работала. И пение, и танцы — все под ее баян. Там ее Гайдуков и приглядел. Каждый день ходил слушать. Потом стал ей баян носить. А потом и до таблички дело дошло…

— Она-то где?

— Она-то? Нет и ее. Вместе со всеми ихними погнали ее немцы в гетто. Якобы в гетто. На самом деле — в ров на тракторном. Но она понимала куда. Перед уходом баян мне свой отдала. Теперь я на нем в парке играю.

— А Гайдуков ее где же? Он ведь русачок был истинный, глянешь — не ошибешься.

— А Гайдуков ее при ней же и остался. Никуда не делся. Ушел с нею.

— Ах вот как… Вот как…

Посидев еще немного, я распрощался и пошел по Сумской вниз, к отелю. Всю обратную дорогу слова «ушел с нею» все росли и росли в моем сознании, заполняя его своим растущим значением и необъятным смыслом. Поступок Гайдукова, который был обозначен тремя незначительными короткими словами, постепенно обрастал в моем воображении присущими ему наверняка реальными чертами, масштаб которых лишь подчеркивал стоящую за ними величину поступка. Мне явственно представлялось, как эта женщина, Ева, пыталась гнать от себя — от смерти — упрямо шагавшего рядом человека, ее мужа, и лишь затем смирилась с безмерной жертвой, на которую он решился для нее.

Колебался ли он, принимая свое решение? Быть может, и нет. Невыносима была мысль, что в последний миг у края смертного рва она останется в одиночестве и не к кому будет прислониться как к опоре. А он сможет жить дальше?

Тогда я не знал еще, что образы, порожденные словами «ушел с нею», будут долгие годы преследовать меня, и мощь их не будет убавляться с годами…

Семен Ария
http://www.novayagazeta.ru/data/2010/135/29.html



харьков -мистическое место, попали туда случайно... не собирались вовсе... на машине приехали на Черное море "не лечение", в палатке, кемпинг... но море было холодным, и даже в совокупности с южным солнцем не давало немедленного, а точнее - с нетерпением ожидаемого - эффекта... когда уже станет можно спать ночь напролет, не ломать голову - что же можно есть помимо риса, что не усиливало бы аллергии...

по кемпингу бродил пацан лет 5... голодный... тезка...
- ты чей? где твои родители?
- мы с бабушкой приехали, она там в машине спит

в старом раздолбанно в усмерть Запорожце действительно обнаружилась нестарая еще с тонкими чертами лица, стройная красивая, но изможденного и потерянного вида женщина, совершенно пьяная... позже она несколько очухалась, поблагодарила, что накормили и приглядели за пацаненком, привела себя в порядок... пожаловалась что аккумулятор сдох, до харькова, откуда они с внуком приехали на море - со старым не добраться... и надо купить новый, надо только добраться до места где их продают... съездили с ней, довезли, установить помогли... Из дома ушел муж, "увела околдовала одна" - извинялась она за свое состояние, в котором мы ее обнаружили... способ околдовывания был ей хорошо известен, и нам она его в подробностях изложила.

в ее полубезумных речах все же был некий смысл, серьезная убежденность... или просто нам самим так хотелось хоть какой-то, хоть такой вот полубезумной уверенности...

- в харькове есть целительница Ляна, она вам поможет... она всем помогает, я к ней сама собиралась, но там очереди, всегда много людей, но мы попадем, я договорюсь! Вы должны обязательно поехать со мной в харьков, поселитесь у меня, квартира четырехкомнатная - всем места хватит, дети самостоятельно живут, а там только мы с Олежкой...

поблагодарили, из вежливости сказали что подумаем, не без беспокойства пожелали им счастливого пути и безопасной дороги и они уехали ("хоть бы нормально доехали, резина совсем лысая у нее") ... а мы двинулись еще вдоль крымского побережья - ялта, севастополь... Солнце и море эффекта не дали, и к собственному удивлению мы вдруг перестали смеяться над предложением Ларисы Васильевны... В Ялте со смешаным чувством омерзения и изумления пообщались (парой-другой слов) с "великой целительницей", которая возлежала на диване бочкообразным телом обернутым атласном разноцветным каким-то одеянием ... и чуть повернув голову в нашу сторону сообщила: "...запись на прием на сегодня закончена... с аллергией вам ни кто не поможет, ну я могу попробовать, но не обещаю ни чего..." Мерзкое впечатление - от такой правды было уже невмоготу... а врать нам она не захотела, по нашему виду наверняка просекла - "на этих не заработать"... В севастополе сидя в машине разбираясь по книжке куда пропало электричество - потухли фары, машина заглохла и перестала заводиться - мы решили что нам надо в харьков

там мы действительно оказалась тепло встречены в большой квартире со множеством разных книг (я там впервые прочла Мастер и Маргарита)... и все харьковские эпизоды сложились в совершенно мистическую атмосферу: квартира, где целительница Ляна принимала батальоны болезных посетителей - маленькая женщина, с аккуратным красивым лицом, которую "опекал" бандитского вида (как будто муж); при первом взгляде на нее я почувствовала что она знает, что я знаю о сути этого "целительского бизнеса"... но признать эту очевидность у меня не достало отваги...

побывали на даче у Ларисы Васильевны, где она опять чуть было не запила - на таком пределе нервного напряжения она оказалась - там рядом где-то находился дом той что "околдовала" ее мужа, и где теперь "эти" оба жили... А Лариса Васильевна (многоопытная и умелая в своей профессии - что-то по торговле и сбыту) - пыталась достроить своими силами дом, - до психологического срыва, отчаянно сопротивляясь попыткам бывшего супруга этот полу-построенный дом "поделить"...

Там же в одну из поездок "не лечение к Ляне" на выходе из метро какая-то лоточница заметив дитенка с жестокой аллергией стала поучать непутевых родителей, объясняя как это надо лечить, чтобы помогло, а не просто время и силы тратить... А кто устоит перед обещанием чуда в тот момент, когда уже кажется все силы закончились и больше подобного выдержать невозможно? Вечерами по-очереди один из нас отправлялся ночевать в машину, которую мы запарковали под окнами среди поросли кустов позади многоэтажки, где Л.В. нас приютила на условиях: "живите сколько хотите, ни какой платы я с вас не возьму, вот только продукты будем вместе покупать и чтоб еда - всем вместе"... так и остался харьков в мыслях таким мифологическим пространством, местом, где почти не встречаются нормальные законы бытия, а все устроено по-особому... где ожидание чуда оборачивается горьким прозрением, которое вдруг сменяется другим чудом - загадать которое даже мысль не поворачивалась

В то лето мы наездили 8 тысяч километров... и мои записки о том путешествии, с маршрутом, номерами, названиями населенных пунктов типа г.Водяное - где-то все-еще недо-