Д. Грэбер. Долг - первые пять тысяч лет

http://babusyatanya.blogspot.ca/2013/08/blog-post_30.html



вот уже полмесяца упоительного чтения. рекомендую!

Загрузить (англ., *pdf) David Graeber (2011) Debt - the First 5000 Years




"Грэбер жестоко высмеивает мифическую историю Адама Смита о том, как люди занимались бартером вплоть до появления замечательного нового изобретения – денег. Вместо этого Грэбер обращается к классической книге Марселя Мосса «Очерк о даре. Форма и основание обмена в архаических обществах». Предоставленные сами себе, люди оказываются стихийными коммунистами. Они ценят свои взаимоотношения больше, чем вещи. Зачем еще владеть вещами, как не для того, чтобы дарить их? Напряженность между дарением и получением дара могла быть немедленно устранена ответным дарением. Однако чем больше был интервал между исходным и ответным даром, тем большей была демонстрация взаимного доверия. Деньги покончили со всем этим."

"Гребер указывает, деньги существовали в первобытных обществах, наряду с бартером, не будучи к нему привязаны. Деньги (примитивные деньги, например каури — раковина, заменявшая деньги в Азии и Африке, крупный рогатый скот и т.д.) существовали изначально как социальная валюта в режиме «человеческих экономик» не для приобретения товара или услуги, а для организации человеческих отношений (рождение, брак, похороны, кровная месть). Как отмечает О.В. Хархордин со ссылкой на Грэбера: «Антропологи XX века исчерпывающе показали, что «первобытные общества», как они их называли, пользовались бартером достаточно редко, зато деньги у них использовались повсеместно и маркировали долг, который невозможно отдать — как в примерах платы за невесту или за убитого соплеменника»[1]. Ключевой момент состоит в том, что долг действительно мыслился как невосполнимый, так как невозможно измерить или сосчитать человеческую жизнь, тем более в случае первых примитивных денег жизнь не покупается, а деньги скорее служат моральным возмещением ущерба. В связи с чем Грэбер задается вопросом: Как мы перешли от сакрального измерения ценности человеческой жизни и невозможности ее обмена, к обществу, где человеческая жизнь измеряется и может быть продана и куплена?

Ответ на данный вопрос Грэбер дает следующий: деньги — это причина рынка, а не наоборот. Рынок и государство, как пишет автор, зародились вместе и исторически всегда были связаны между собой, этот процесс взаимосвязи рынка и государства и положил начало «коммерческой экономики». История «коммерческой экономики» — это история денег как насилия. Пренебрегая экономической идей свободного рынка, Грэбер придерживается точки зрения, что появление рынков связано с политикой государства по налогообложению для обеспечения войска и ведения войны. Экономические системы, считает автор, созданы как средства ведения войны и насилия. Однако Грэбер отмечает, что в средневековых исламских странах функционировали свободные рынки, которые существовали без вмешательства государства и основывались на таких моральных категориях как честь, достоинство и доверие. Причем Грэбер отмечает, что без принуждения и государственного вмешательства рыночные отношения оказываются втянуты в сеть социальных отношений, так называемой «моральной экономики», которая регулируется обычаем и репутацией, следовательно, основывается на сотрудничестве, а не на конкуренции. Данные размышления связаны с еще одним ключевым тезисом работы Гребера, что рынки в основе своей коммунистичны. Это означает, что существует «базовый коммунизм», который лежит в основе социальных отношений."


Долг - это отнюдь не денежные отношения, вот почему по его мнению долг появляется раньше денег и создает условия для их появления. Всегда в человеческом обществе, а на ранних этапах его развития тем более, возникают отношения долга: кто-то становится должен и обязан кому-то. Один спасает другому жизнь, третий делится едой, четвертый в ходе товарного обмена отдает свой товар, не требуя немедленно взамен что-либо еще и т.д.
...Грэбер размышляет: «Все мы рождаемся, будучи в бесконечном долгу перед обществом, которое нас вырастит, будет за нами ухаживать и кормить нас, перед предками, которые создали наши традиции и язык, перед всеми, кто сделал возможным наше существование».


К примеру, мы можем спросить: в обществе, где основание для насилия окончательно сняты, что должны друг другу свободные мужчины и женщины? Какие обещания и обязательства есть у них друг перед другом?"


Гребер (в интервью с Н.Дубровской):
Моё личное мнение о том, как должно быть устроено общество, довольно радикально. Но я выступаю за демократическую возможность её сосуществования с разными точками зрения. В этом смысле я разделяю следующую идею сапатистов: «Мы знаем, против чего мы все выступаем. За что мы выступаем — разнообразно и многолико».

Ну и мы, конечно, знаем, что долги платят не все, а только те, кто не способен себя защитить. Одни и те же законы работают по-разному для богатых и для бедных стран. Страны третьего мира должны платить долги. Они были раздавлены долговым бременем, а страны первого мира могут продолжать одалживать, не возвращая. Та же логика начала применяться и на Западе, поэтому она и вызвала такие серьёзные протесты. Граждане оказались связаны пожизненными долгами, в то время как государство оплачивает долги банков из общественных средств. Тотальная логика долга — невероятно разрушительна для всего общества. Особенно в комбинации с обязательным пятипроцентным ростом экономики, на котором основывается развитие любого успешного человеческого общества. Пятипроцентный рост инвестиций, наряду с возвратом финансовых долгов, превратился в новый моральный императив. Общество, основанное на таких моральных принципах, глубоко больное.

Капитализм за последние 500 лет регулярно демонстрировал свою неустойчивость. Он приводил к финансовым крахам и войнам, но в чём он, безусловно, преуспел — это в уничтожении самой возможности размышлять и представлять другие способы организации человеческого существования, то есть некапиталистические способы. Это и есть идеология, когда последние 20-30 лет люди, которые управляют международной системой, вовсе не стремятся создать эффективную или гуманную систему. Главное, что они стремятся утвердить — это исключительность их собственного взгляда на мир и невозможность всех других точек зрения. Для того чтобы восстановить саму способность людей размышлять над мироустройством, нужно начать с нуля. Я бы хотел восстановить правомерность употребления слова «утопия». Одна единственная утопия, в которой мы все должны жить и много сосуществующих утопий, из которых мы можем выбирать — это совершенно разные миры. Не правда ли?"