«Честь флага» — неистощимая и щедрая кормушка для чиновников всех рас и цветов кожи."(c)

[babusyatanya]

Честь по флагу
17 ФЕВРАЛЯ 2010 г. ВЛАДИМИР НАДЕИН

Наши девушки не попали в мазь. Наш летающий лыжник чуть позднее оттолкнулся от стола, не дотянул даже до 90-метровой отметки и в итоге откатился за пределы третьей десятки. Но особенно досаден провал нашего саночника. Он нечисто прошел второй вираж и в итоге потерял три сотых секунды. Это стоило нашей команде бронзовой медали, на которую мы имели все основания расчитывать. Беда.

Так началась для российской сборной очередная всемирная панама, в которую разветвленная криминальная группировка уже в который раз втягивает добрую половину человечества. Многие тысячи шарлатанов и бездельников правят тризну на костях национальных бюджетов. Посреди искаженных болью лиц и корчащихся бездыханных тел возникает самая дорогая реклама, рассчитанная на самых восторженных недоумков планеты. Фирмы платят за такую рекламу бешеные деньги, телекомпании заражают бешенством сотни миллионов. Карабкаясь друг на друга, десятки журналистов продираются с микрофонами к молодому человеку, который промчался на лыжах, санках или коньках на сотую долю секунды быстрее другого молодого человека. Неуловимый отрезок времени, в течение которого мы с вами не всегда успеваем моргнуть, отделяет большие деньги и оглушительную славу от безвестности, безденежья, а нередко и позора.

Все это настолько бессмысленно и безумно, что для объяснения этой гигантской нелепицы были изобретены специальные термины. Без них и вне их объяснить существование современных олимпиад совершенно невозможно. Это такие пышные и пустотелые словосочетания, как «реализация всех возможностей человеческого организма», «состязание передовых спортивных методик», «показатель социального развития». Но лидируют по тонусу шарлатанства два жупела: «честь флага» и «спорт высших достижений».

Получилось так, что я дважды писал для «Известий» про Олимпийские игры — в 1988 году из Сеула и в 1996-м — из Атланты. С Атлантой все понятно: я был тогда собкором в Америке. Но мой Сеул стал итогом давнего конфликта внутри редакции. Наверное, какую-то роль сыграли мой английский, опыт репортажей из разных мест, несколько скромных спортивных разрядов в далекой юности, а также то, что никакого личного участия в редакционной сваре я не принимал. Так или иначе, но мое знакомство с олимпийским закулисьем началось глубоким изумлением.

Сеульская Олимпиада была безумно щедрой. Южная Корея выходила в широкий мир во главе стаи молодых азиатских тигров. Гостеприимство переполняло чаши. Мы, журналисты, жили в отдельных комнатах трехкомнатных квартир со всеми удобствами, включая телевизоры и кондиционеры. Завтраки для нас были бесплатными, и по утрам, под пологами огромных шатров, нас ожидали, на выбор и вволю, по триста европейских блюд и по триста блюд восточных, преимущественно корейской национальной кухни. Предусмотрительные поляки и румыны, тогда еще братья по соцлагерю, набирали даровой еды в панамы и карманы на весь долгий день, и никто из персонала их не останавливал.

Не спортивный журналист по основному профилю, я старался из всех сил. Завел знакомство с волонтерами-студентами в охране Олимпийской деревни, и меня пропускали туда чаще, чем было положено. Я привык думать, что Олимпиада — это нечто, устраиваемое ради спортсменов. Но они жили явно хуже журналистов. Их помещали по четверо (иногда и по шестеро) в такой же комнате, как у нас на одного. Их еда тоже была вкусной и обильной — но у нас все же разнообразнее. В их комнатах не было кондиционеров, а телевизоры — только в холле. А главное, пребывание этих юношей и девушек до выступлений на Играх было достаточно суровым, а после выступлений многих из них тут же отправляли домой. Так случилось с нашими велосипедистами-шоссейниками. Они покатили в первый день и должны были привезти золото. Так запланировали в Спорткомитете. Но ребята остались без медалей. Не получилось. Я видел, как они за финишем валились без сил. Многих от перенапряжения рвало желтой слизью. Их выворачивало под чудовищный мат тренеров и функционеров. После «позорной гонки» всех ребят тут же отправили на Родину. Даже погулять часок по Сеулу, до того для всех нас наглухо закрытому, не дали.

Конечно, знаменитые спортсмены, миллионеры от баскетбола или тенниса, — те и носа не казали в тесные конюшни Олимпийских деревень. Только милая и обаятельная немка Штефи Граф, тогда первая ракетка мира, весело и охотно разделила с соотечественниками прелести общежития.

Не спрашивайте как, но мне удалось побывать и в апартаментах двух членов МОК, таинственного и могущественного Международного Олимпийского комитета. Это было да! Один член занимал два этажа пентхауса — на второй меня, понятно, не пустили. Номер другого члена МОК был в самом дорогом отеле Сеула, а сам отель — в самом высоком, на тот момент, здании мира. В прохладном холле, где мы беседовали, можно было играть в волейбол. В этой же уютной прохладе невозмутимый олимпиец разъяснил мне, что все правильно. Так есть, так было, так будет. Олимпийская деревня — это массовка Игр. Им больше не надо. От журналистов зависит их успех. Это важнее. Судейский корпус стоит повыше журналистов — это чиновники Олимпиад. И, наконец, руководители международных федераций, национальных олимпийских комитетов и самого МОК — они суть хозяева бизнеса. Экономить на себе у них нет никаких резонов.

Тогда я впервые и услышал эти термины: «честь флага» и «спорт больших достижений». Поначалу они не вызвали во мне никаких протестов. Я видел слезы на глазах победителей и принимал их за вершину патриотического вдохновения. Я видел страшные травмы, которые причиняли себе совсем еще мальчики и девочки, которые почти наверняка станут инвалидами, — и принимал это за естественные жертвы, приносимые на алтарь величия своей страны. И самая главная ошибка: я принимал наш милый студенческий баскетбол или дружескую возню на борцовском ковре, после которой мы шли пить пиво, за нечто, имеющее какое-то отношение к «спорту высших достижений».

СВД, спорт высших достижений, — это не спорт. Это не радость, не отдых, не здоровье. Перед каждым чемпионским пьедесталом лежат палаты искалеченных неудачников и даже кладбищенские секции. Самое естественное состояние за пьедесталом — безысходная инвалидность. Профессиональные спортсмены живут с круглосуточной мышечной болью. Из великих спортсменов редко выходят великие тренеры. Им не хватает духу обрекать детей на муки, которые претерпели они сами.

СВД — это всегда игра с нулевой суммой. Вы не можете выиграть, не унизив соперника. Лавры достаются одному, чуть пожиже — еще двоим. Все остальные — лузеры. Обожествление победы приводит к оправданию любых средств. Дружба между спортсменами внутри одного вида существует только как исключение, подтверждающее правило. Fair play, честная игра, уже давно стала насмешкой.

СВД — главный потребитель преступной фармакологии. Ни на миг не утихает война тайных наркотических лабораторий. По мнению подавляющего большинства спортсменов, более развитые страны являют собою образцы обратной морали, используя в преступных целях свое научное превосходство.

СВД не может служить заманчивым примером для широкого спортивного движения. Нормальному резвому юноше нет никакой нужды выбегать из десяти секунд, тем более тратить на это здоровье. Китайцы, особенно в городах, обожают играть в баскетбол, но китайская сборная в грандах не числится. В Гренобле три француженки стали чемпионками по биатлону, но четвертой, запасной, в их команде не было. По той простой причине, что этим видом спорта во Франции занимались только эти три девушки.

СВД и массовый оздоровительный спорт общего имеют мало, а противоречий — множество. СВД монополизировал все СМИ и просто поработил телевидение. СВД растит культ сверхчеловека — нациями нужны обычные здоровые мужчины и женщины.

Но самое главное противоречие состоит в том, что СВД отвлекает силы, средства и внимание общества от реального здоровья в область легенд и мифов. Этот переброс огромных ресурсов был бы невозможен без жупела «честь флага».

Честь этой чести по праву принадлежит нам в лице могучего Советского Союза. Это мы внесли в гламурное олимпийское движение азарт классовой борьбы. Это мы придали очкам-голам-секундам грохот непримиримых революционных битв. К близорукости всего прочего мира стоит отнести то, что он этот вызов принял.

Сколько раз мы видели эту душещипательную картинку: медленно ползет вверх знамя «нашей родины», торжественно звучит не слишком длинный отрывок из национального гимна, губы победителя (ницы) шевелятся в такт музыке, по тугой щеке тихо катится патриотическая слеза. Помню, кого-то из наших игроков даже распекали за то, что они под наш «Союз нерушимый» стоят как болваны.

Хотя с чего бы Арвидасу Сабонису рыдать под этот постылый мотив? В Сеуле мы одолели американцев во многом стараниями литовского гиганта. От этой прекрасной победы над американской сборной, я точно помню, у меня трогательно зачесались веки. То есть эмоционально я упивался честью флага. Но уже в Атланте Сабонис играл «против нас». Играл он все так же великолепно, может, даже лучше, чем в Сеуле. Но веки у меня не чесались. И когда один наш тренер, тоже в Атланте, буквально молился, чтобы боксера из Украины «чем-нибудь придавило, иначе этого парня нам не пройти», — я тоже тихо мечтал о мигрени или поносе. На голову или, соответственно, на живот ни в чем не повинного украинца.
Но что же это такое, черт побери! Почему мы восхищаемся литовцем? Потому, что он изумительный атлет, или потому, что его маленькая страна не успела оторваться от СССР? Почему мы мысленно насылаем мигрени на вчерашнего кумира из Запорожья? Потому что какие-то деятели съехались в Беловежской Пуще?

В каждом виде спорта нации имеют свои представительства. Единый Советский Союз выставлял одну хоккейную команду. Распавшийся Союз — уже с полдюжины. Европа неумолимо движется к единству. Значит ли это, что на футбольном чемпионате континента через десять лет останутся только сборные Европы, России, Абхазии и Южной Осетии?

«Честь флага» разъединяет нации. Олимпиады плодят ксенофобию. Люди ликуют, когда у «чужой» девушки подвернется лыжа, а «чужой» парень промахнется у наших ворот. «Честь нашего флага» неотделима от злорадства к флагу не нашему. Что, кроме насмешки, вызывает дряхлый лозунг «О, спорт, ты — мир»?

Все эти вопросы не имеют рационального объяснения лишь до той поры, пока мы оставляем в стороне главный мотив всех Олимпиад — деньги. Игры — гигантский бизнес международной корпорации под название МОК. Тут тугим узлом завязаны интересы строительных, транспортных, туристических, зрелищных компаний. Но главная заинтересованная сторона — национальные бюрократы. «Честь флага» — неистощимая и щедрая кормушка для чиновников всех рас и цветов кожи. Если самые зрелищные, прежде всего, игровые виды спорта сами себя кормят, то все прочее висит обузой на национальных бюджетах. Массы обезумевших граждан, по-настоящему больных, но называющих себя болельщиками, не просто одобряют — они благословляют чиновничий распил бюджетных денег под туманные обещания сусального олимпийского золота. Вот и президенты, что американский, что белорусский, взяли себе за моду одаривать Олимпиады своим сиятельным присутствием — понятно, за счет налогоплательщиков.

Между тем, тихие миллионеры из МОК неутомимо множат число олимпийских дисциплин. Вот и в этом году из нашей страны, где половина сельских роддомов не имеет горячего водоснабжения, поехали в Ванкувер толкать по льду большие полированные камни. Говорят, с прицелом на Сочи.

Есть только один способ справиться со всей этой напастью. Надо покончить со спортом высших достижений как нахлебником бюджета. На плечах казны следует оставить только то, что прямо связано со здоровьем нации. Только в считанных школах России есть плавательные бассейны. Мало теннисных кортов, хоккейных коробок. Совсем худо с освещенными и ухоженными беговыми, лыжными, велосипедными дорожками.

Оно все так, но надо еще пережить Ванкувер. Потом дожить до Сочи. Потом еще подкопить деньжат. А уж потом решать, кому нести флаг по школьной дорожке.

http://ej.ru/?a=note&id=9888





21 февраля 2010

Когда маститая биатлонистка после провальной гонки заявила российским журналистам (других ее мнение попросту не интересовало), что спортсмены никому ничего не должны, выступают, как умеют, любите, мол, такими, я подумал, что у девушки от расстройства сдали нервы. С кем не бывает? Потом скелетонист, впервые в истории завоевавший для страны место на олимпийском подиуме, признался, что счастлив бронзе, вот и не стал рисковать в последнем заезде, хотя был шанс побороться за серебро. И я понял, что ничего не понимаю. Наверное, изменилась психология спортсменов, их мотивация, а мы этого не заметили?

Решил узнать мнение трехкратной олимпийской чемпионки Ирины Родниной, которая попала, что хорошо известно, в Книгу рекордов Гиннесса как спортсменка, не проигравшая ни одного соревнования за карьеру.

Андрей Ванденко

из Ванкувера


ЧЕРЕЗ «НЕ МОГУ»

— Вы сколько раз умирали, Ирина Константиновна?

— Ни разу. На соревнованиях. Зато на тренировках — постоянно. Всю жизнь жутко боялась проиграть, это казалось мне самым страшным из того, что есть на свете. Боялась в августе, сентябре, октябре, а к январю, когда начинались главные старты сезона, страх исчезал, таял без следа. Выдавливала его отчаянной работой. Когда ты готов, бояться нечего, надо выходить и побеждать. Не понимаю спортсменов, которые приезжают на Олимпиаду и жалуются на потерю формы. Или еще хуже — отказываются от борьбы. Как такое возможно? Неужели взрослым людям нужно объяснять, что любая победа приходит лишь через преодоление, через «не могу».

Знаете, сколько раз мне приходилось ломать себя? Пальцев на руках и ногах не хватит!

— Давайте проверим. Начинаю загибать.

— Да масса ситуаций! В 1971 году мы с Улановым проиграли короткую программу, шли вторыми перед произвольной. Лидировали Смирнова и Сурайкин. Советскому Союзу было все равно, какая из двух пар победит. Но для меня имело значение, кто станет чемпионом… Отвратительно откатали мы короткую программу и на Олимпиаде в Саппоро. Нас поставили на первое место, однако для окончательного успеха нужно было прибавить. Тяжело дался чемпионат Европы 1975 года. Мы ушли от Жука к Тарасовой, момент тяжелый, бьющий по нервам. Плюс поздно стали готовить программы, соответственно — набирать форму. В довершение ко всему Зайцев сильно отравился, последние секунд сорок катался на автопилоте, по инерции.

А в 1972-м я вышла на лед с пробитой башкой.

— В каком смысле?

— В прямом! За сутки до соревнований во время исполнения поддержки я упала с двухметровой высоты, сильно ударилась об лед виском и два часа валялась без сознания. Меня отвезли в госпиталь и там привели в чувство.

— Где это случилось?

— Здесь же, в Канаде. Только в Калгари, где проходил чемпионат мира.

— И что диагностировали врачи? Сотрясение мозга?

— Ушиб. Это еще хуже. Значит, под черепом большая гематома, кровоизлияние. Я всегда четко слежу за временем. Помню, как Жук сказал: «Сейчас последняя поддержка и заканчиваем тренировку». Глянула на табло: 9.45. Очнулась в больнице. На часах было без четверти двенадцать…

— Неужели вам разрешили участвовать в соревнованиях после такой травмы?

— Нет, конечно. Врачи заявили, что кататься категорически нельзя. Ко мне пришло руководство нашей делегации, от него-то я и услышала о запрете медиков. Если бы Жук сказал: «Ириша, взвесь, стоит ли рисковать», — я, может, прислушалась бы к его словам. Но запрет?! Кто мне может диктовать и указывать. Сразу сказала, что приехала на чемпионат мира побеждать, а не по койкам больничным валяться.

— А как же здоровье?

— В такие моменты не задумываешься о последствиях. Потом, задним числом, начинаешь сознавать степень риска. Я ведь хожу в очках после того случая в Калгари. Зрение подсело. Но, повторяю, мысли о заплаченной цене приходят позже. Если вообще посещают. Я люблю делать подарки другим, однако же не такие. Дарить победы? Да ни за что! А как в 1970-м у меня пропали тромбоциты? Отдельная история! Кровь не сворачивалась. Врачи запретили любые нагрузки. Даже массаж, не говоря о тренировках. Продолжать?

ПОДОЗРЕНИЕ НА РАК

— Еще спрашиваете!

— Было подозрение на рак крови. Но я продолжала тренироваться и побеждать, хотя чувствовала себя отвратительно. Тянула на морально-волевых. Когда понижается уровень тромбоцитов, испытаешь жуткий упадок сил, апатию, любой шаг дается с трудом. А я ведь не ходила — каталась. Рак, к счастью, не подтвердился, выяснилось, это реакция организма на прививку от холеры. В 1970-м в стране ведь была вспышка заболевания, и всех выезжавших за границу прививали в обязательном порядке. По крайней мере, врачи говорили, что причина моего скверного состояния именно в этом.

— Долго все продолжалось?

— Пик кризиса длился несколько месяцев, но потом каждую зиму накатывала новая волна. В 1970-м, в 1971-м, в 1972-м... Больная кровь, понимаете? Если у нормального человека уровень тромбоцитов от трехсот тысяч и выше, то у меня он упал до нуля. Тренироваться разрешали при шестидесяти тысячах. Если показатель опускался ниже, занятие автоматически прекращалось. Хуже всего почему-то становилось в декабре, из-за чего на традиционном турнире на призы «Московских новостей» мы катали лишь короткую программу. На произвольную у меня сил не хватало. В принципе, проблемы с кровью остались до сих пор, частично детям передались, Сашке в большей степени, Аленке в меньшей.

Были травмы и позвоночника, надрыв ахилла. Да какой смысл все перечислять? Пожалуй, не упомню случая, когда ничего не болело бы, не мешало. Всегда приходилось бороться с обстоятельствами, а не только с соперниками. Не считаю это подвигом, спорт — моя работа, которую старалась выполнять по максимуму.

— А к нынешним нашим атлетам это относится? Даже к лучшим? Мог Плющенко докрутить каскад «4-3-2» и выиграть золото?

— Еще один риттбергер не изменил бы ситуацию. Это же соревнования не по прыжкам, а по мужскому одиночному катанию. Давайте называть вещи своими именами: по сравнению с главными соперниками вращение у Жени было слабым, дорожки весьма примитивными, да и сама программа получилась неудачной, некрасивой. Да, Плющенко боролся, спору нет, и даже при таком катании мог стать чемпионом. Весы качались, Женя не проиграл, а американец не выиграл, но склонить чашу в нашу сторону руководство национальной федерации не смогло.

— Конкретно Писеев?

— В первую голову. Раньше ответственные за команду фигуристов не на трибунах восседали, а вели колоссальную работу — с коллегами из других стран, судьями, представителями международной федерации. Речь не о банальном подкупе, нет. С людьми надо разговаривать, отношение формировать. С Писеевым дел иметь не хотят, у него нет авторитета, он не пользуется уважением. Более того, слышала весьма пренебрежительные высказывания в его адрес. А ведь вопрос не только о репутации конкретного человека. На кону честь российского фигурного катания. Зачем кричать, что тебя не устраивает нынешняя система судейства? Голое критиканство способно вызвать лишь раздражение. Не нравится эта модель, предложи свою. Но как это сделать, если мы практически полностью растеряли представительство в международном спортивном движении? Законы и регламенты пишут без нашего участия. Вот и приходится играть по чужим правилам. Фигурное катание сегодня судят по варианту, предложенному канадцами. И кто в этом виноват?

ФАНЕРА НАД УИСТЛЕРОМ

— Писеев вечен?

— После провала в Ванкувере он сам должен уйти, но я в такие чудеса не верю. Может, все случится весной на отчетно-выборной конференции федерации. Давно пора. Не скрываю негативного отношения к этой фигуре, считаю Писеева хамом, уверенным, будто другие должны на него работать…

— Готовы выставить свою кандидатуру на выборах?

— Скорее, поддержать другого. Вариант есть, но пока не пришло время называть имена.

— Плющенко высказался за Сихарулидзе.

— Думаю, должен прийти человек не из фигурного катания, иначе не выберемся из вечных интриг, борьбы кланов. Я бы проголосовала за хорошего менеджера, представителя крупного бизнеса.

— Ну, пришел Прохоров на биатлон, и что изменилось? Летим над Уистлером фанерой не хуже, чем над Парижем.

— Михаил Дмитриевич дал деньги, но в сборной по-прежнему сильна власть Тихонова. Он никуда не исчез. Не хочу обижать Сан Саныча, однако допинговые скандалы грянули при нем, он умудрился серьезно испортить отношения с международным союзом.

Федерации должны заниматься селекцией, вместо этого руководители пристраивают в сборные своих, потом ездят по коммерческим турнирам и собирают деньги. В советское время спортивные функционеры не позволяли себе возить на крупные соревнования жен, любовниц, друзей, а сейчас это в порядке вещей. Страх потеряли! Слишком многие восприняли руководство федерациями как семейный бизнес, частную лавочку. Куда это годится? Мы совершенно не следим за тенденциями развития современного спорта. Шорт-трек в программе Олимпиад с 1992 года, а Тягачев в 2002-м говорил о нем, как о новом для нас виде спорта. Десять лет прошло! Сколько же можно раскачиваться? Между тем, в шорт-треке разыгрывается восемь комплектов медалей!

Катки в России, слава богу, есть, хотя и не так много. Экипируйте людей, дайте возможность тренироваться, пригласите иностранных специалистов, пусть покажут, научат. Или будем вечно надеяться на фигуристов, у которых четыре комплекта, и хоккей, где лишь одно золото? Хорошо, два, если женщин считать. Никогда, кстати, не поверю, что наши девчонки не могут играть в хоккей, Мы и этот вид спорта развивать не хотим. Надо не молебны Патриарху заказывать, а реальными делами заниматься.

— Вы на чиновников наезжаете, а спортсмены, значит, бедные овечки?

— Увы, мы развиваем иждивенчество. Только и слышишь жалобы: то кормят не так, то одевают. Сейчас олимпийцам выдают гардероб вещей — по пятьдесят два предмета на каждого. У меня фантазии не хватает понять, что входит в эту экипировку. В 1972 году на зимней Олимпиаде нам выделили по шубе и костюму с лампасами, и все были счастливы. Почему многократная чемпионка мира и призер Олимпиад Мишель Кван, которая тренировалась у меня, сама покупала себе коньки и не считала это зазорным? Возьмите Фонд поддержки олимпийцев. Предлагала: пусть сначала победят, а потом дадите деньги. Поощрять надо за результат, а не за намерение. Отработал — получи. В советское время мы отчитывались за все — от тренировочных часов до количества выполненных элементов. Если поднимался вес, меня запросто могли снять со стипендии, какая бы я ни была заслуженная-перезаслуженная.

А нынешние гонорары? За первое олимпийское золото я получила три тысячи рублей премии, за последнее — пять тысяч. И машин нам не дарили, покупали их сами. Понимаю, времена изменились, но люди-то остались людьми. Если можно получать большие деньги и особенно не напрягаться, зачем убиваться на тренировках и соревнованиях? Ну, Олимпиада, подумаешь… Во всех видах спорта полно коммерческих соревнований. Недобрал на Играх, компенсируешь на платном турнире. Деньги вышли на первый план, а вопросы престижа отодвинулись куда-то на задворки.

— Спортивный век короток, надо рубить «капусту», пока зеленеет.

— Такой системы поддержки спортсменов, как в России, нет ни в одной стране мира. Ответственно заявляю. Даже в Китае. Там из них сначала все жилы вытянут, а потом только наградят. У нас же вбухивают в спорт деньги, которые люди уже унести не могут.

ПОКОЛЕНИЕ ПОБЕДИТЕЛЕЙ

— Считаете, зажрался спортивный люд?

— По моим понятиям, да. В первую очередь, повторяю, руководство федераций. Сомневаюсь, что хоть кто-то в состоянии дать план работы на следующее четырехлетие. При условии, что на горизонте Сочи. Я вот с месяц назад сидела на совещании у вице-премьера Жукова, слушала, о чем речь идет, и поняла: мы уже опоздали к Играм-2014. Выстрелить, как китайцы в Пекине, у нас не получится. Для этого нужно было еще несколько лет назад начинать подготовку, отобрать способных ребят-юниоров и вести их. В свое время Фетисов подготовил программу «Результат», но Слава ушел, и все похерили. Это асфальт можно положить за день до приезда гостей и траву покрасить, а чемпиона за короткий срок не вырастишь.

— Зато на открытии Игр у нас наверняка все будет сверкать и переливаться круче, чем в Ванкувере и Пекине, вместе взятых.

— Не сомневаюсь. «Евровидение» уже посмотрели. И заняли в домашнем конкурсе место во втором десятке… Мы хотим сделать спорт национальной идеей, хотя таковой может стать здоровье народа. Спорт же высших достижений способен поднять престиж нации, объединить ее. Да, нам нужны победы. Но откуда им взяться, если в олимпийской команде нет настроя? Начиная с руководителей, тренеров и заканчивая спортсменами. Вся Россия в шоке от итогов первых восьми дней Игр. А те, кто ответственен за результат, думаете, сильно переживают? Я вот вчера видела Тягачева в ресторане «Русского дома».

— И как?

— Аппетит отменный! У Леонида Васильевича все замечательно, он сенатор, его горнолыжный центр под Москвой успешно работает на коммерческой основе. Зато медальные планы на Игры не утверждены. Цинизм высшей пробы! Поняли, что в Ванкувере будет полная, извините, задница, и решили не подставляться раньше времени. А я точно знаю, что одно олимпийское золото по затратам стоит минимум четыре миллиона долларов — сборы, экипировка, зарплаты, стипендии... Если назвать прогноз, а потом его не выполнить, придется отвечать за потраченные деньги, а отчитываться не хочется. Классно ребята устроились: который год кряду умудряются сидеть на двух стульях! Общественная организация, живущая за государственный счет. Удобно! В крайнем случае, всегда можно перевести стрелки на спортсменов, мол, не проявили волю к победе. А это лишь вершина айсберга. Мы все время снимаем пену, а что происходит внутри бурлящего котла, не знаем. Боимся сунуться вглубь.

— И все-таки, Ирина Константиновна, чего в нынешних молодых нет такого, что было у вас?

— Мы дети поколения победителей, родители выиграли войну и нас воспитывали в таком же духе. А за что умирать современной молодежи? Она предпочитает без красивых слов о служении Отчизне жить и работать. За гонорар.

— А посему?

— Будем вспоминать славное прошлое, смотреть, как бежит за Словению Петра Майдич со сломанными ребрами, и надеяться, что наши, случись такое, тоже не остановятся…

http://www.sovsport.ru/news/text-item/372123